Борис БОБРОВНИКОВ: рост IT-рынка — основополагающая черта современной экономики
Беседу вела Татьяна Пудова
Государственная автоматизированная система «Выборы», АСУ органов записи актов гражданского состояния (АСУ ЗАГС), автоматизация первичной обработки материалов Всероссийской переписи населения, комплексные решения по IТ-поддержке судебной реформы (АИС «Правосудие»), программный комплекс «Судебная статистика», АС «Мировые судьи», а также АКУ «Экзамен» для Министерства образования РФ — вот лишь немногие государственные проекты, в которых принимала участие компания «КРОК». В год она ведет не менее 40 таких проектов. Нетрудно догадаться, что генеральный директор компании Борис Бобровников как никто другой знаком со спецификой работы информационного бизнеса и государственного сектора.
— Борис Леонидович, в чем, на ваш взгляд, заключается эта специфика? И существует ли она вообще?
— Теоретически разницы между заказчиком в лице коммерческой компании, министерства или агентства нет. Везде нужны новые технологии, оборудование, решения. Неудивительно, что и задачи часто похожи. На деле же специфика, безусловно, существует. Правда, я бы не стал проводить резкой грани между государственными органами и коммерческими компаниями. И в том и в другом случае складываются традиционные взаимоотношения заказчик — исполнитель, клиент — продавец. И ничего другого. Каждая государственная структура проводит конкурсы, тендеры, выбирает собственных поставщиков. Это нормальный, естественный процесс. И все же, повторюсь, в разных областях — своя специфика работы.
— В чем же она состоит?
— Во-первых, государство в большей степени, нежели коммерческие структуры, обеспокоено вопросами безопасности. Соответственно к работе с госкомпаниями допускаются только лицензированные структуры. Это закономерно.
Другая особенность — повышенная политизированность государственных проектов. Слово «политика» я использую здесь не совсем в том смысле, в каком его привыкли понимать. Государственные органы интересует не только непосредственно реализация проекта, но и тщательный подбор тех, с кем им предстоит работать. Процесс выбора поставщиков либо компаний-интеграторов здесь гораздо более длительный, творческий и жесткий. Учитывается множество различных факторов, в частности желание брэндовости, стремление использовать лучшие из существующих технологий. Потому и круг фирм, работающих с государственными структурами, значительно уже. Коммерческие компании в этом плане более прагматичны, у них на покупку оборудования, технологии и прочего уходят считанные дни.
— Есть ли еще какие-нибудь специфические моменты работы с госсектором?
— При работе с госсектором нельзя не учитывать и такую особенность, как масштаб реализуемых проектов. Для того чтобы в них участвовать, нужны серьезные инвестиции. Это касается не только закупок оборудования, но и внедрения информационных систем, в которых высока доля консалтинговых услуг, а значит, финансовых и временных затрат. К примеру, чтобы провести перепись населения, нам пришлось на протяжении трех лет буквально жить в Госкомстате, общаться с его сотрудниками, учиться разговаривать на их языке, пользоваться их терминологией. И это относится к любой области: выборной, налоговой, судебной, медицинской и др.
— Как у актеров — нужно вжиться в роль?
— Пожалуй, так и есть. Для того чтобы освоить какую-то сферу деятельности, нужно научиться думать и вести себя, как клиент. На практике это означает, что прежде чем рассчитывать на успех проекта, сначала необходимо создать рабочую группу, которая должна понимать все бизнес-процессы осваиваемой отрасли, ее терминологию, знать, как эти особенности переложить на современный технологический язык. А на все это нужны время и деньги.
— В стремлении к брэндовости прослеживается аналогия с желанием нового правительства пересесть на БМВ последней серии…
— Ну не на «Волге» же ездить?! Думаю, что правительство поступило правильно. Здесь эмоции вторичны. Существует такое понятие, как совокупная стоимость владения. Когда покупается брэнд — неважно, автомобиль это или что-то другое, — совокупная стоимость владения оказывается ниже или во всяком случае не выше стоимости небрэндового оборудования.
Кроме того, есть вещи, которые сложно оценить в деньгах. Вы способны представить, какими последствиями может обернуться сбой в той или иной информационной системе правительства? Их нельзя свести к денежному эквиваленту. Например, час простоя в банке означает потери в миллионы долларов. А у государства помимо финансовых существуют и политические риски.
— Если это настолько важно, то что, на ваш взгляд, требует улучшения в отношениях между бизнесом и государством?
— Сейчас государство финансирует многочисленные разработки, НИОКРы. Конкурсы фактически проходят не между реальными предложениями, моделями, изделиями, а между теми, кто громче крикнет: «Я умею это делать!» Это не по-рыночному. Проводимые государством тендеры должны быть переориентированы на покупку готовых изделий на основе пилотных проектов. Все коммерческие компании так и поступают. Результатом станет более эффективное использование ресурсов со стороны государства. Конечно, фирмы, не попавшие в число лауреатов, окажутся в большом убытке, потому что затраты на разработки никто возмещать не будет. Бизнес — штука жесткая. Но вам ведь и не обещали, что будет легко.
— Какие перспективы вы видите в сотрудничестве с государственными органами?
— Во всех странах госсектор является крупнейшим заказчиком. Если наша страна заинтересована в росте экономики, то же самое должно быть и у нас, поскольку рост IT-рынка — одна из главных особенностей современной экономики. И здесь правильнее говорить о том, что затраты на информационные технологии — это не затраты в прямом смысле, а инвестиции, которые в конце концов принесут прибыль. Думаю, в правительстве это понимают, поскольку сдвиги в данном направлении имеются.
У России есть большой плюс: мы сейчас находимся на том этапе, который на Западе уже пройден. Поэтому мы можем анализировать чужие ошибки, чтобы не допускать собственных. И это уже принесло свои результаты.
— Например?
— Подведение итогов переписи населения мы провели за шесть месяцев. Американцы считали два года, маленькой Эстонии с 2 млн жителей также потребовалось два года. При этом, уверен, нам перепись стоила на порядок меньше, чем за рубежом.
— Перед страной поставлена задача удвоения ВВП. Можно ли способствовать ее решению с помощью информационных технологий?
— Напрямую! Думаю, не нужно объяснять, что рост экономики тесно связан с таким понятием, как прозрачность бизнеса. Она в значительной степени зависит от внедрения IТ. С того момента, как государство начинает это понимать и поощрять предприятия и организации к развитию IТ, повышаются шансы на рост экономики.
Недаром капитализация компаний после внедрения ERP-системы существенно увеличивается. К примеру, завод с капитализацией $100 млн устанавливает ERP-систему стоимостью $5 млн. Уверяю вас, его рыночная капитализация в данном случае вырастет не до $105 млн, а до $150 млн. Конечно, это искусственный пример. Но он показателен. Благодаря IТ у предприятия появляются новые возможности, новые конкурентные преимущества.
Или такая банальная вещь, как прозрачность власти. Информационные технологии, «электронное» государство и правительство позволяют гражданам лучше понимать процессы, происходящие в стране, население получает инструмент контроля над собственным правительством.
— Разве у нас подобное возможно? Кто-то этого захочет?
— Так ведь уже делается! И, уверен, процесс «электронизации» власти будет продолжаться. Конечно, это звучит несколько идеалистически, но государство должно существовать для граждан, а не наоборот.
А граждане должны иметь инструменты для того, чтобы контролировать эффективность его работы. Одним из таких инструментов являются IТ. Если этого нет, то цивилизованное общество мы никогда не построим.
— А можно более конкретный пример влияния IТ на ВВП страны?
— Если стимулировать инновационное развитие отраслей, имеющих шанс стать конкурентоспособными на мировом уровне, то они, как локомотив, потянут наверх смежные отрасли экономики, и ВВП начнет расти за счет реального сектора, а не за счет сырья.
Или такой пример. Применение IТ в медицине может произвести настоящую революцию. Сейчас в больницах и поликлиниках в бумажном виде хранятся сотни миллионов амбулаторных карт. Говорить об оперативной и объективной статистике в такой ситуации не приходится. Но стоит свести все документы в единую электронную базу данных — и положение дел изменится. Поскольку будет возможность анализировать ситуацию, выявлять те или другие группы риска, профессиональные заболевания, проводить диспансеризацию. Иными словами, мы получим возможность заниматься профилактикой, что в десятки раз эффективнее, чем лечить уже возникшее заболевание.
Тем самым потери государства от нетрудоспособности можно уменьшить на несколько процентов. Я убежден, эти несколько процентов за считанные недели с лихвой окупят создание информационной системы и ее поддержание, причем не в отдельно взятом городе, а по всей стране. Вот вам и увеличение ВВП. Как видите, это не косвенная связь, а самая что ни на есть прямая.
— Вы это утверждаете, исходя из теоретических расчетов?
— Почему же. Революционность IT в медицине я наблюдаю своими глазами. Мы внедряли информационную систему в Военно-медицинском управлении ФСБ. В рамках этой системы здесь создана единая амбулаторная карта, куда внесены все диагнозы, анализы, результаты рентгеновского, томографического и других исследований всех пациентов. Сразу после начала работы системы появилась объективная и абсолютно четкая статистика.
Раньше пациентам приходилось сдавать массу анализов, порой ненужных. Путем внедрения IT-системы сразу отсекаются лишние, и пациент сдает только те, которые действительно необходимы. Помимо этого, существенно увеличилось количество подтвержденных счетов, выставляемых управлением страховым компаниям. Благодаря IT-системе в управлении также разработан набор типовых диагнозов, уменьшающий вероятность врачебных ошибок.
— Фактически IT-система в медицинском управлении ФСБ — это модель IT-системы здравоохранения в целом, о которой вы рассказывали?
— Можно сказать, что да. Потому что в этой организации существует несколько учреждений, связанных между собой, как Минздрав со своими подразделениями. В качестве прообраза глобальной информационной системы в медицине ее вполне можно рассматривать.
— Вот вы говорили, как IT влияет на развитие страны. В таком случае, какие шаги со стороны государства должны последовать, чтобы этот процесс был максимально эффективным?
— IT-процессы обладают такой особенностью, что если ими не занимается первое лицо компании или, в более широком понимании, государства, то они идут не очень эффективно. Причем достаточно просто обратить внимание страны на то, что существует такая проблема, остальное произойдет автоматически. И если мы хотим, чтобы этот процесс был более эффективным, в том числе и в государственных структурах, необходимо внимание со стороны президента.
— В чем оно должно выражаться? Упомянуть в послании?
— Я далек от мысли давать какие-то советы. Мы просто говорим про знаковость. Что-то можно сказать в послании, что-то — в интервью журналистам. Наконец, то же самое интервью можно дать на фоне компьютера. Все это — знаковые вещи. Но они должны делаться не раз в год, а постоянно.
— Что-то уже делается?
— Недавно появилось Министерство информационных технологий и связи. Это уже немаловажно и говорит о достаточной серьезности намерений государства. Что будет дальше — посмотрим.
— Еще одна актуальная сегодня тема — партнерские отношения между бизнесом и государством…
— Я считаю, что таких отношений не существует. Есть заказчик в лице государства и есть компании, которые поставляют продукты. О партнерских отношениях говорить не приходится.
— А они должны быть?
— Да.
— В таком случае, как они должны строиться?
— Государство вполне способно часть своих функций передать коммерческим структурам, естественно, на конкурсной основе, оставляя за собой контроль над ситуацией. Некие формы подобного взаимодействия уже известны. К примеру, можно делегировать часть государственных информационных ресурсов на тот или иной срок для коммерческого использования. Это нормально.
— Не получится ли так, что я разовью переданный мне каким-то министерством проект, выведу его на прибыльность, а проект тут же заберут?
— Это действительно серьезный вопрос. Он включает в себя такое важное понятие, как доверие к власти. Именно она обязана доказывать, что с ней можно сотрудничать. Стремление к партнерским отношениям должно быть у обеих сторон: и у бизнеса, и у государства. К сожалению, пока такого не наблюдается. Но бизнес — штука мобильная. Он всегда готов к любому диалогу, в том числе и с властью.
— Как вы оцениваете сегодняшнюю политику государства в отношении IT-отрасли?
— Понимаете, государство не должно заниматься развитием индустрии — это нонсенс. Ему ни в коем случае нельзя инвестировать в какие-либо коммерческие производства и лоббировать чьи-то интересы. С точки зрения макроэкономических процессов все это вредно. Для бизнеса главное, чтобы ему никто не мешал и существовали кристально прозрачные правила игры, при которых та или иная отрасль будет развиваться. Вот когда они появятся, тогда можно вести какой-то диалог.
— Какими должны быть эти правила?
— Неважно какими. Главное, чтобы они были понятны всем и не менялись продолжительное время. А уж бизнес к ним приспособится. Он должен не менять ситуацию, а приноравливаться к ней.
— А каких нормативных актов вам, как представителю IT-отрасли, не хватает сегодня?
— По мне, так чтобы их было как можно меньше. А лучше — не было совсем. Существуют законы. Они едины для всех. Должны быть, во всяком случае. А чем больше нормативных, подзаконных актов, тем больше возможности для манипуляций ими. Хотелось бы больше четкости законов. К сожалению, сейчас практически любой из них допускает двоякое толкование.
— Например?
— Из последних примеров — вопиюще несправедливое решение Конституционного суда относительно практики взимания НДС, вынесенное нынешним летом. Согласно Гражданскому кодексу, кредит считается собственностью компании или человека, который его взял. Но Конституционный суд постановил иначе. Следствием этого стала путаница с налогами. Фактически решение КС подвергает сомнению деятельность всего бизнеса за несколько последних лет. Чем это грозит, трудно даже представить.
— В последнее время много говорят о введении цензуры в Интернете, ограничении доступа в него. Как вы относитесь к подобной идее?
— Это бред. Невозможно ограничивать людей в общении друг с другом, каким бы оно ни было.
— Вы как-то говорили, что вас привлекают непокоренные вершины. К какой из них вы сейчас стремитесь?
— Хотелось бы больше заниматься кайт-серфингом. К сожалению, сейчас для этого времени недостаточно. В ближайшее время постараюсь наверстать.
— А в плане бизнеса?
— Продолжать быть № 1 по эффективности. Это цель, которую я ставлю перед собой и перед всей компанией.
